Вагон


"Эх, Павел, Павел! Как же странно ты иногда себя ведешь! Вот ведь только вчера мы с тобой гоняли по всему городу Маринку, а потом – Аньку, а теперь что с тобой случилось?" – такие мысли были у Андрея, когда он почесывал свою голову, чуть не пробитую этим самым Павлом две минуты назад.
Впрочем, Андрон, конечно, не мог думать именно так. На такие мысли у него бы не достало изрядного количества мозга. Просто в его больной голове возникла какая-то смесь удивления, возмущения и стандартной злобы – и смесью этой в его глазах был покрыт тупой Павел.
"Итит'твою налево! Если эта сволочь Дрон еще раз бросит на меня такой злобный взгляд, я, честное слово, зашибу его к лешему на рога!" – такие мысли были у Павла. И Павел не замедлил исполнить свое намерение, даже не ожидая, пока Андрей и правда бросит следующий взгляд. Он протянул к Дрону руку, чтобы забрать дубинку, которую тому приходилось носить, если его дорога совпадала с дорогой Павла. Дрон покорно протянул Павлу его орудие и еще более покорно схватил этим орудием по своей тупой башке.
"Он что, и мысли мои читает?" – во взгляде Андрея, видимо, снова отдаленно просквозила тема возмущения – и Павел незамедлительно присоединил свою дубинку к голове Дрона, потом – к спине Дрона и, наконец, к дроновской печени. Печень осталась на месте, но изрядно приболела вслед за спиной.
...Вчера они ещё были в Городе. Сегодня они уже были в Деревне и в момент вышеописанных событий шли вдвоем по улице. Дрон, увидев калитку кого-то из своих Злых знакомых, шмыгнул в неё, бросив дубинку к ногам Павла и панически взвизгнув, чуть не получив по многострадальной голове. Бессильная злоба Павла не замедлила обрушиться на забор и сломать в нём несколько досок. Но – поздно: Андреевская лысина уже не была видна.
Павел сделал самое большее, на что был способен: плюнул в ту сторону, где исчез Дрон и помахал дубинкой (однако, крепко её придерживая, так как её выпадение из руки грозило смертью любому, кто оказался бы рядом). Свершив же эту никем не замеченную месть, он пошел дальше, вперед по улице. И этот его поход не грозил ничем хорошим несчастному Доброму малышу, попавшемуся на дороге. Малыш, на свою беду, не знал ещё Павла, и, увидев его громадную фигуру, сказал:
- Дяденька, а что нужно делать, чтобы быть таким большим и сильным?
- Нужно каждый день тренироваться...
- Ух ты-ы-ы... Дяденька, а как вы, например, тренируетесь? Я уже много кого спрашивал, а все только говорят мне: "не мешай, не путайся под ногами", говорят, что я...
Павел проявил удивительное терпение уже одним тем, что выслушал до конца вопрос. Но уже на середине второй реплики несчастного малыша он растерял остатки этого терпения. Впрочем, малыш с пробитым черепом и переломанными костями так и не договорил до конца.
- А вот так вот я тренируюсь, ты, кусок сопливого дерьма, - прокомментировал Павел свой поступок.
И направился к главному поприщу своих жертв – на речку. Как обычно, Добрые сразу же брызнули в разные стороны. Двое из каждых трёх Злых – тоже, и причём с не меньшей скоростью. Оставшиеся Злые по быстрому переплыли на другой берег. Тогда Павел невозмутимо перешёл повыше по течению и, сняв носки, стал их преспокойно стирать.
...Злые разбежались. Им, конечно, были пофигу носки Павла, но он своими действиями ясно дал понять, что в покое они не останутся. А уж если Павел создаёт своим присутствием угрозу мирной жизни, то эта угроза в ближайшие пять минут обратится в решительные действия дубинкой.
Павел, у которого при полном отсутствии людей в округе чуть-чуть утихомиривалась ненависть к ним, утихомирился и сам, разложил просушиваться на траву носки, а сам лег на траву и стал вспоминать школу.
Мимо, прихрамывая, шел мистер Консервная Банка. Он чётко видел практически пофигистичное состояние Павла и поэтому подошёл к нему, не испытывая ни малейшего испуга. Тем не менее, Павел злобно схватил почти уже просохшие носки и швырнул их себе по одному на глаз, чтобы не видеть ненавистного лица Доброго.
Ненавистное лицо, саркастически хмыкнув, задело Павла ногой по заднице и стало в панике сдавать позиции и всячески ускорять своё отступление, направленное в сторону, противоположную рассвирепевшему Павлу. Пробежав по бережку с полкилометра, Кэн прямо в одежде (а был ли у него выбор?) совершил головокружительный прыжок в направлении речной воды, и, безусловно, не промахнулся. Его расчет на тему о том, что Павел поленится из-за чувства мести скакать в воду, оправдался на сто процентов.
Павел огляделся, и не обнаружил, в общем-то, ничего нового. В этих краях он уже не раз бывал (да и велико ли расстояние – полкилометра от стандартного места лежания на берегу, значит, на пару километров от дома?). Просто ему захотелось домой. Он вспомнил, что у Зины есть новая игрушка – электрический паровозик на рельсах. Ещё не сломанный. Потешившись немного этим сладостным воспоминанием, Павел повернул свое направление в сторону дома. Ему все мерещился этот железнодорожный состав: сам паровоз ("Электровоз же на самом деле" – подумал Павел), прицепчик для угля и два не в меру красных вагона. Прирулив свои ноги к дому, Павел в первую очередь увидел Василия, построившего себе из нескольких досок единоличную табуретку и восседающего на ней. Василий, попав в поле зрения Павла, уже не мог быть спокоен: над ним навис призрак разломанной табуретки.
Первый нанесенный завистливым Павлом удар – в нос ногой. От этого удара Василий пролетел несколько метров, разделявших его и баню. Второй удар – дубинкой по табурету. В табурете, как оказалось, было шесть досок. Все они по одной направились в Василия, но попало всего лишь пять из них, так как Васька стремительно увертывался.
Тут сзади Павла открылась калитка, и вошёл Кэн, ещё мокрый от плавания по реке, пыльный от дороги и грязный от всего этого вместе взятого. Грязь на Кэне просохла и осыпалась в течение тех трёх секунд, в которые он по воздуху добрался до окна дома.
Памятливый герой, конечно же, не забыл о паровозике, и направился в дом. Растолкав человек пять, он добрался до Зины и с пристрастием допросил её на предмет предполагаемого местонахождения паровозика. Зина, не долго думая, сказала, что паровозик у Антона, а Антон – "в комнате". "В какой комнате" – хотел спросить Павел, но спрашивать было поздно, так как Зина лежала на полу, и, по всей вероятности, не собиралась подниматься ближайшие два-три-четыре часа.
И тогда павел пошёл наугад. Паровозик он увидел через несколько шагов, зато не увидел Антона, который, вероятно, слышал их разговор с Зиной и поспешил уползти в укрытие.

...Остатки железной дороги цепями обвивали шею Павла, стоящего на двух красных вагонах-роликах, паровоз въелся глубоко в землю.
Антон лежал неподалёку, раскинув руки и выпустив изо лба струйку крови. Рядом с Антоном лежал угляной вагон.